Переводчик: Drumming Song
Бета: Glololo
Оригинал: picking up trash in dresses by fireblazie (разрешение на перевод получено)
Размер: 14766 слов
Категория: слэш
Жанр: флафф, AU
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Артур и Альфред живут вместе, а Франcис и Мэттью — в квартире напротив. Университетская АУ
Предупреждения:
Примечание автора: время действия – 2018 год. Дата кажется произвольной, но мне хотелось, чтобы мальчики смотрели определённый эпизод Доктора Кто, выпущенный в 2007 году, когда им было восемь и девять лет
Примечание переводчика: переведено для команды Хеталии на ФБ-2014. читать дальшеназвание — цитата из песни Джейсона Мраза «A Beautiful Mess»: «Hey, what a beautiful mess this is, // it's like picking up trash in dresses» — «Какое же это прекрасное недоразумение, // всё равно что выносить мусор в вечернем платье». Спасибо сайту www.amalgama-lab.com за переводы песен. Перевод стихотворения взят отсюда
Выражаю отдельную благодарность Огненный Снег за советы и... ну, вообще за все. Снежок, если бы не ты, я бы не решился ничего сделать. Спасибо Собственность Джея Каунта и Shrimp roll лично и всему Жан Просту в целом за помощь в процессе. Без вас бы я не закончил. Огромное спасибо моей бете Glololo, оперативно вычитавшей готовый текст. Ты меня спасла. Люблю вас, чуваки
читать дальшеi.
Альфред знаком с Мэттью с выпускного класса, но только шапочно. Он помнит, что они вместе ходили на английский, но, сказать по правде, сейчас это теряется в тумане: воспоминания о безмолвном силуэте за последней партой почти испарились.
Артура Альфред знает не намного лучше: они дальние родственники, познакомились, когда семья Альфреда поехала в Англию, летом, когда ему стукнуло восемь. Он не очень-то и хотел ехать, но родители настояли.
Они не особо старались поддерживать связь, но однажды мама сообщила, что Артур переехал в Штаты, живёт здесь уже пару лет и, к тому же, учится в университете, в который поступил Альфред. И, — о, да, представь себе, — у него есть свободная комната. На следующий день Альфред позвонил ему (даже живя в Америке два года, Артур оставался настолько британцем, что приходилось сдерживать смех), собрал вещи и одним прекрасным августовским днём, наконец, переехал.
В тот же вечер Артур предупредил его:
— Не ходи в квартиру напротив. Там живёт странный тип. Опасный.
— Правда? Он… что, всё так плохо? — переспросил Альфред с неприкрытым опасением.
— Абсолютно ужасающий, — пробормотал Артур.
Поэтому Мэттью — последний, кого Альфред ожидал там увидеть. Какой-то белокурый парень помог ему дотащить чемоданы и коробки до входной двери. Альфред вспомнил его, окликнул, — Мэтт, не Мэттью, — и тот улыбнулся в ответ, тепло и слегка удивлённо.
Артур уж точно не обрадовался, однако и не слишком расстроился от такого поворота, а Франсис — близкий друг семьи Уильямс — оказался более чем приветлив. Поэтому жильцы квартир 302 (Артур и Альфред) и 303 (Франсис и Мэттью) смогли стать друзьями.
В какой-то момент они перестали запирать двери. Ведь никто не станет возражать, если завалиться в комнату, не постучав даже из вежливости. Они стали знакомыми, а потом и друзьями — и даже семьёй — необыкновенно естественно и незаметно, связывая друг друга общей едой, мебелью и музыкой.
За первый год соседства они окончательно стали частью жизни друг друга — четыре горошины в стручке загромождённых гостиных и кухонь.
ii.
Альфред и Мэттью учатся на втором курсе, Артур — на третьем, а Франсис — на четвёртом. Это значит, что уже в декабре, даже не в мае, Франсис выпускается.
Но до декабря ещё целых три месяца, потому Альфред считает, что всё нормально: у них ещё уйма времени, чтобы расслабляться и тусить, как настоящие братаны. К тому же, Франсис вряд ли уедет далеко — они смогут видеться время от времени и снова становиться глупыми беспечными мальчишками. Словно ничего не изменилось.
iii.
По понедельникам и пятницам после обеда Альфред стоит на кассе в «Макдоналдс» в университетском ресторанном дворике. Когда-то он жарил картофель-фри, но недолго: съедать он стал больше, чем готовить, и управляющий послал его на передовую. И не зря: ради обезоруживающей улыбки Альфреда люди выстраиваются в очереди длиннее, чем в «Вендис» и «Тако Белл». Вместе взятых.
Альфред, впрочем, этого не замечает. Его больше волнует, сможет ли он забрать домой остатки еды.
В пятницу на работу к Альфреду приходят Артур и Франсис. Артур безразлично разглядывает пёстрое меню, Франсис с улыбкой заказывает наггетсы и картофель-фри с дополнительным кетчупом.
— Когда ты освободишься? — спрашивает он многозначительно. Артур за его спиной закатывает глаза.
— В пять, — ухмыляется Альфред в ответ. — А что? Есть планы?
— Не то что бы прямо планы, просто ужин с соседями по комнате. Невыносимо скучная компания.
Альфред смеется, ставит кетчуп на поднос и вручает в протянутые руки Франсиса.
— Надеюсь, ты переживёшь.
Артур громко фыркает, следуя за Франсисом, и Альфред смотрит, как они садятся за столик в углу и приступают к еде.
Потом он снова принимает заказы и считает мелочь — но не перестаёт думать об этих двоих. То и дело поглядывая в их сторону, он подмечает, как они делятся наггетсами и картошкой, макая их в одну мисочку с кетчупом.
А потом Франсис говорит что-то, от чего Артур краснеет густо, до самых ушей. Франсис звонко смеется, и Артур швыряет испачканную в кетчупе салфетку ему в лицо.
Альфред хихикает и принимает следующий заказ.
iv.
Альфред открывает правду так же, как делает всё остальное — случайно, неуклюже, сболтнув первое, что пришло на ум.
— Мне вот интересно, — начинает он, внезапно оторвавшись от конспектов по физике, — почему вы не живете вместе? В смысле, пока не въехали мы с Мэттом, вы двое уже жили тут. Вы могли бы разделить квартплату пополам, но зачем-то снимаете разные комнаты. Почему так?
Франсис машет рукой с пренебрежением.
— Мы пробовали. Не вышло.
Альфред с любопытством смотрит на него.
— Ты о чём?
— Не получилось, — эхом отзывается Артур, будто издалека. — Не забивай голову. Это было давным-давно.
Альфред уже открывает рот, чтобы задать следующий вопрос, но Мэттью, перехватив его взгляд, многозначительно качает головой. Дважды. И Альфред замолкает. Он найдёт ответы позже.
v.
Примерно через полчаса они едут на занятия, притиснутые друг к другу в автобусе.
— Что ты хотел узнать? — спрашивает Мэттью тихо.
— Что произошло, когда Франсис и Артур жили вместе? — спрашивает Альфред. — Что за чушь про «у нас не вышло»?
— Ну… — Мэттью, кажется, немного смущён. — Слушай, ты должен поклясться, что ничего не скажешь. Пообещай мне.
— Хорошо, хорошо, — нетерпеливо говорит Альфред.
— Франсис и Артур… они встречались.
— Что?
Голос Альфреда звучит непривычно высоко. Прочистив горло, он переспрашивает:
— Ещё раз, что?
— Это было до того, как мы поступили в универ, — говорит Мэттью. — Артур был на первом курсе, а Франсис — на втором, и они как-то пересеклись — может, на занятиях… не знаю. Франсису тогда как раз нужен был сосед по комнате, а у Артура были проблемы с общежитием. В какой-то момент они начали встречаться, но…
Он беспомощно пожимает плечами.
— Артур съехал в конце семестра. Но единственная квартира, которую он мог себе позволить, была напротив той самой. Пришлось снять её.
Альфред замолкает ненадолго, позволяя информации усвоиться.
— Как думаешь, поэтому они не ладят?
— М-м, — Мэттью прячет руки в карманы своей бесформенной толстовки, — я слышал, что они всегда себя так вели.
— Ха. Так почему они расстались?
— В том-то и дело, — задумчиво произносит Мэттью, — У них, видимо, действительно не получилось. Вместе они оказались невыносимы. Решение было обоюдным.
Задумавшись, Альфред понимает, что в этом есть смысл — Франсис и Артур жили как кошка с собакой. Они постоянно критиковали друг друга, играли на нервах и ругались из-за сущих мелочей. Конечно, бывали моменты — редкие, ценные, почти невидимые, как игла в стоге сена, — когда они ладили. Но редкие моменты — это не то, что может спасти отношения.
— А ты откуда об этом знаешь? Почему мне об этом никто не сказал? — спрашивает Альфред.
— Ты и не спрашивал. Да и внимания никогда не обращал, — слегка раздраженно отвечает Мэттью.
— Неправда, — возражает Альфред слабо, уже подхваченный новой мыслью. — Эй, а может быть... ну, может быть, Франсис ему изменял?
Развернувшись, Мэттью прожигает его гневным взглядом.
— Он не такой! — его голос крепнет. — Я знаю, что он ветреный — поверь мне, я в курсе. Но он ни за что не стал бы изменять. Поэтому не говори о нём так. Не смей. Он и твой друг тоже!
Альфред сглатывает, пристыженный.
— Да, я… извини.
Мэттью всё ещё хмурится, когда автобус подъезжает к корпусу физического факультета.
— Твоя остановка, — напоминает он, видя, что Альфред не двигается с места.
— А? Да, ага. Пообедаем сегодня? — спрашивает он с надеждой, застыв в проходе.
— Может быть, — бормочет Мэттью. — Я тебе напишу.
Ал выходит из автобуса, его голова словно в тумане. Мэттью нечасто увидишь таким сердитым, а от его отчаянного желания защитить Франсиса в груди что-то болезненно сжимается. Странно. Такое с Альфредом впервые.
vi.
Артур и Франсис сегодня опять в ссоре.
Ругаются они смешно: Артур ведёт себя отвратительно со всеми, огрызаясь и кусаясь, как разъярённый аллигатор, и проливая кровь ради того, чтобы пролить кровь. А Франсис — Франсис его изводит и всегда знает, куда целиться — он будто составил карту психики Артура и теперь специально бросает наточенные дротики в самые уязвимые места. Это завораживает и пугает.
А потом — Альфред никогда не понимает, как — они просто останавливаются. Артур снова становится нормальным, то есть ведёт себя как козёл только с теми, кто этого заслуживает, и больше не похож на бомбу с часовым механизмом. Франсис всё ещё подкалывает Артура, но не так прицельно и выверенно, явно больше по привычке.
Иногда Альфред видит, как они украдкой смотрят друг на друга. Франсис — когда Артур погружён в просмотр новой серии Шерлока на «Би-би-си Америка»; Артур — когда Франсис делает карандашные наброски. Он думает, что это какой-то тайный язык, зашифрованный чистым упрямством и понятный только им.
vii.
Сегодня Альфред ненавидит французский так же сильно, как ненавидит брокколи, шпинат и призраков.
Франсис и Мэттью всегда говорили по-французски — перешептывались за спинами Альфреда и Артура, переписывались, изредка даже оставляли франкоязычные записи на Фейсбуке. Раньше Альфред и не обращал на это внимания. Напротив, бесило это именно Артура, который, кстати говоря, пытался учить немецкий, пока ему не надоели гилбертовы шуточки о его акценте, и испанский, пока его окончательно не достали самодовольные исправления от Антонио.
Но дело в том, что, по крайней мере, сегодня Альфред ненавидит французский…
Начинается всё невинно: на перемене Альфред и Мэттью сидят вдвоём в библиотеке. Всё рушится, когда на телефон Мэттью приходит сообщение.
Он смеётся, читая его, очень искренне и привычно. Альфред ощущает себя брошенным и одиноким и спрашивает:
— Что такое?
— А? Да так, ничего. Ты не поймёшь, — говорит Мэттью.
Это бесит Альфреда сильнее, чем он может признать, поэтому он тянется через стол и отбирает у Мэттью телефон, на экране которого маячит сообщение на том самом языке с его гласными, непонятными закорючками и непроизносимыми словами. Он молча отдаёт телефон обратно.
— Я могу перевести, — нерешительно предлагает Мэттью, чувствуя напряжение, — но по-английски это бессмыслица.
— Да нормально, — убеждает его Альфред, даже если это и не так.
Когда вечером он приходит домой, Артур сразу улавливает его настроение:
— Что случилось?
— Ненавижу французский, — бормочет Альфред.
Артур одобрительно кивает.
— Молодец. Я хорошо обучил тебя.
viii.
Пианино Франсиса стоит в углу гостиной, блестящую поверхность инструмента регулярно полируют. Играть Франсис начинает по настроению: отрывки из джаза и классики перемежаются инструментальными каверами на Битлз и бродвейские мюзиклы.
Однако играет он нечасто, и музыка в их квартире раздается в основном из подключенных к колонкам iPod-ов. Музыка льётся из динамиков, когда они пытаются прочесть задания, отчёты и математические задачи, разложенные на полу гостиной.
Сегодняшний вечер Альфред и Франсис проводят в квартире последнего: Мэттью всё ещё на хоккейной тренировке, а Артур — на занятиях.
Альфред потягивается и громко зевает, отворачиваясь от компьютера. Из динамиков доносится голос Нэта Кинга Коула, а угольный карандаш Франсиса скрипит по бумаге.
Альфред решает, что ему нужно немного отдохнуть, сохраняет отчет и поднимается с крутящегося стула.
— Что рисуешь? — спрашивает он. Он не особо разбирается в искусстве, но ценит Ван Гога, Пикассо и Моне и всегда восхищается работами Франсиса — всеми этими нечёткими линиями и изысканными оттенками. Артур критикует их, как только может, но Альфред знает, что ему они тоже нравятся.
— Готовлю итоговый проект заранее, — бодро отвечает Франсис, — Хочешь посмотреть?
Альфред смотрит на грубый карандашный набросок, заинтересованно склонив голову. Он кажется смутно знакомым. Возможно, это силуэт, но Альфред не уверен.
— Э-э… — тянет он, — и… и что же это?
— Поймёшь, когда я закончу, — загадочно улыбается Франсис.
Альфред ухмыляется.
— Ясное дело, — с лёгкостью соглашается он. — Жду не дождусь.
Он уходит на кухню за сэндвичем — Франсис остаётся один. Когда он возвращается, тот всё ещё сидит, склонившись над работой, захваченный каждой мелочью.
Нэт Кинг Коул поёт: «Take my heart, but please don't break it…», и Альфред возвращается к отчёту.
ix.
В ночь на субботу — или даже субботним утром — Альфред вырубается на диване в квартире Франсиса и Мэттью.
Такое нередко случается — они постоянно засыпают друг у друга дома, пользуются ванными и берут друг у друга еду. Но вот что необычно, так это звуки музыки, приглушённые, тихие — нажата левая педаль*.
Это «Blue Moon» Ричарда Роджерса — сначала звучит неловко исполненное сопровождение, а затем мелодия, явно сыгранная более искусно.
Альфред сонно приоткрывает глаза и видит двоих, сидящих за пианино.
— Расслабься, — говорит один из них, — ты не попадаешь в ноты.
— Я и не напрягаюсь, — отвечает другой. — Помолчи.
Альфред улыбается, переворачивается и засыпает под звуки музыки.
*Левая педаль используется для ослабления звучания фортепиано.
x.
Мэттью открывает дверь в их квартиру, шагает к дивану и плюхается между Артуром и Альфредом.
И Альфред краснеет.
Краснеет!
Потому что на Мэттью пижама — фланелевые штаны и мешковатая футболка с кленовыми листьями — и выглядит он взъерошенным, сонным, очаровательным, сердитым. И, господи, ты не можешь думать так о соседе напротив, Ал, ну же…
— Что такое? Поссорились? — спрашивает Артур, не сводя глаз с телевизора.
— М-м. Нет, — неразборчиво бормочет Мэттью, — это всё я. Он предупредил меня с утра, что приведёт кое-кого, но я забыл, — он прислоняется к Артуру и уютно устраивает голову на его плече, выглядя сонно, как медведь, готовый впасть в спячку.
— И он выгнал тебя из квартиры. Как обычно, — фыркает Артур.
— Не говори так, — сонно возражает Мэттью, — он хороший.
— Хм, — но Артур всё равно прислоняется щекой к макушке Мэттью. Тот прикрывает глаза.
И Альфред думает: «Господи, Мэттью, какая же ты потаскуха — защищаешь одного, а обжимаешься с другим». И тотчас же стыдится своих мыслей.
А потом в голову приходит другая, не до конца сформировавшаяся мысль: иррациональное желание протянуть руку, притянуть Мэттью к себе и положить его голову на плечо.
Ал тут же прячет ладони под себя.
xi.
Наутро Ал вылезает из постели и выходит из комнаты, решительно игнорируя спящего в гостиной.
И тут же вздёргивает бровь от того, что Артур, словно пронырливая домохозяйка, подглядывает за своими соседями сквозь жалюзи.
— Чего смотришь? — спрашивает он, становясь рядом с ним у окна.
Артур подскочил.
— Ты б хоть пошумел там, не знаю. У меня чуть инфаркт не случился.
Альфред не обращает на него внимания, всецело поглощенный происходящим за окном.
— Ничего не вижу, — медленно произносит он.
— Там и смотреть не на что, — говорит Артур, направляясь на кухню. — Мне просто показалось, что там какой-то шум, вот и всё.
Альфред не спорит, но остаётся там же, всё ещё заинтригованный. Через мгновение дверь квартиры напротив отворяется, и оттуда выходит длинноногая брюнетка. Франсис медленно целует её перед тем, как она спускается по лестнице. Франсис захлопывает дверь.
— Хм, — произносит Альфред.
xii.
Живя бок о бок, нужно помнить о том, что если простывает кто-то один, практически неизбежно заболевают и остальные.
В этом году первым хрипеть, сопеть и кашлять начинает Мэттью. Франсис готовит куриный суп-лапшу, и Мэттью улыбается — впервые за весь день. Альфред замечает это и задумывается.
На следующий день он сам готовит суп, пробует его — а вдруг испортил? — и готовится накрывать на стол по приходу Мэттью.
Мэттью с благодарной улыбкой принимает миску из его рук, а Ал сидит у его кровати и нерешительно смотрит, как тот опустошает тарелку. Его постель усыпана смятыми бумажными платочками, а нос покраснел.
— Выглядишь, как Рудольф, — дразнит его Альфред, и Мэтт морщится в ответ.
Услышав их голоса, Франсис заглядывает в комнату.
— Что это? Надеюсь, не артурова стряпня?
— Не-е-е, всё моё, — с гордостью заверяет его Альфред, — попробуй-ка.
Франсис приносит с кухни чистую ложку, набирает супа и подносит ко рту.
— Хм. Неплохо. Хоть ты и слегка пересолил, — говорит он.
— Да ничего, — спешит убедить Альфреда Мэттью, — мне понравилось.
— Понял? Ему понравилось, — Альфред ликует, невероятно довольный собой.
Франсис смотрит на него долгим, изучающим взглядом, а затем самодовольно улыбается.
— О, понятно.
Мэттью моргает.
— Понятно что?
— Ничего, — беззаботно отвечает Франсис и меняет тему.
Следующей жертвой становится Франсис, а следом и Артур. Они оба заболевают на выходных и молчаливо нарекают квартиру Франсиса и Мэттью лазаретом. Артур приносит с собой Чосера и тетрадь по истории.
В этот раз Альфред и Мэттью решают приготовить курицу с рисовым гарниром, но Алу надоедает ждать, пока доварится рис, и он убегает из кухни, как только Мэтт отворачивается.
В гостиной пусто, потому он идёт в сторону комнаты Франсиса. Дверь закрыта.
— Нет, не трогай, — голос Франсиса на фоне музыки, игравшей на чьём-то ноутбуке, прозвучал резко. Альфред замирает перед самой дверью.
— В чём дело? — огрызается Артур, но хрипотца скрадывает часть недовольства. — Ты же всегда показывал мне свои наброски.
— Это другое, — говорит Франсис, — это моя итоговая работа. Дипломная, понимаешь. Не хочу, чтоб её видели незаконченной.
— Хорошо, — недовольно произносит Артур, и они замолкают.
Альфред, стараясь не шуметь, пробирается на кухню, обдумывая услышанное. Франсис без проблем показал ему свою работу — даже если тогда это были грубые наброски.
Когда Альфред возвращается, Мэттью уже накладывает рис в миски.
— Вот ты где. Поможешь мне с этим?
Альфред подходит ближе.
— Кажется, они ругаются, — говорит он.
— Тоже мне новости, — поживает плечами Мэттью.
Они останавливаются перед комнатой Франсиса, и Альфред, не обращая внимания на приглушенные голоса из-за двери, хочет постучаться, но Мэттью дергается и хватает его ладонь. Альфред распахивает глаза и замирает, стараясь запомнить тепло и силу Мэттью.
— …про нас, — немного неуверенно говорит Артур.
— Вместе нам было ужасно, — отвечает Франсис после небольшой паузы, — все так говорили, помнишь?
Артур тихо смеётся.
— Ты сильно растолстел.
— А ты был весь в прыщах. Они затмили твои брови.
— Жалко смотреть было, — бормочет Артур.
— Безусловно, — соглашается Франсис.
— Но было и хорошее, — тихо говорит Артур.
Снова пауза.
— Да, — вздыхает Франсис, погружённый в воспоминания, — было.
Артур надолго замолкает, а потом произносит:
— Ты вспоминал об этом?
Франсис колеблется, и Альфред уже решает, что ответа не последует, но он произносит:
— Наверное, чаще, чем стоило бы, — признаётся он.
После этого они не произносят ни слова, и тишину нарушают лишь звуки музыки, играющей в комнате. Смущённый, Альфред в упор смотрит на Мэттью, а тот всё ещё держит его за руку.
Музыка резко обрывается, и дом погружается в неловкую, неуютную тишину.
Мэттью первым приходит в себя. Он отпускает руку Альфреда и жестом указывает на кухню. Альфред следует за ним. Подслушанный разговор всё ещё крутится в голове, ладонь до сих пор покалывает от прикосновения Мэттью. Он трясет рукой, пытаясь избавиться от ощущения бегущих по коже мурашек, но оно не исчезает.
xiii.
Воскресным днём Альфред, пришедший к Франсису и Мэтту без предупреждения, слышит, как кто-то тихо — и красиво — играет на фортепиано.
Музыка кажется смутно знакомой («Think of Me» из Призрака Оперы, как позже выяснится), и он идёт в сторону гостиной, чтобы послушать.
За фортепиано Франсис, он играет по памяти: пюпитр перед ним пуст. Артур, его единственный слушатель, сидит на диване, опершись о подлокотник, на коленях у него толстая книга. Кажется, что он поглощён чтением, а на музыку внимания не обращает.
Франсис перестаёт играть — эхом отдаётся последний аккорд. Он убирает руки с клавиатуры и поворачивается к Артуру. В тот же миг Артур отрывается от книги, и на его лице мелькает тень улыбки. Франсис признательно кивает.
«У нас не вышло», — сказали они Альфреду.
Может быть, у них не вышло, потому что они сами просто не дали отношениям ни единого шанса, думает Альфред.
xiv.
Франсис сообщает новости без лишнего шума, будто это и вправду пришлось к слову.
— После защиты дипломной я еду в Париж, — говорит он однажды вечером за ужином.
Глаза Альфреда распахиваются, он силится выговорить хоть слово с набитым ртом и давится. Мэттью не кажется удивленным и дотягивается до Альфреда, чтобы похлопать его по спине.
Но Артур говорит только:
— Да скатертью дорога, чёрт побери, — и накладывает себе карри. Франсис тихо смеётся.
— Ты будешь скучать по мне, — обещает он, — гарантирую.
— Держи карман шире, — парирует Артур.
xv.
— Ты разве не будешь скучать? — спрашивает Альфред после ухода Франсиса и Мэттью, подловив Артура в ванной.
— Не особо, — отвечает тот и выдавливает на щётку полоску зубной пасты.
— Но… без Франсиса же будет тоска зелёная, — взвывает Альфред. — Всё будет по-другому.
Артур заинтересованно косится на него.
— Ты знал, что, в конце концов, он окончит университет и уедет. Почему ты так удивлён? — он водит щёткой по зубам и поэтому говорит невнятно. — Я и не представлял, насколько ты к нему привязан.
— Ну, он наш друг, — резонно замечает Альфред, — и мне показалось, что, м-м, ведь вы двое…
Артур замирает. Альфред ожидает криков и, возможно, мотка туалетной бумаги в лицо, но Артур лишь хмурится и отвечает:
— Мы не… того. Он идиот.
— В смысле, больше не того? — осторожно, но настойчиво интересуется Альфред.
Всё ещё чистящий зубы Артур хмурится.
— Мэтт мне рассказал, — признаётся Ал. — Я просто… мне кажется, вы бы хорошо смотрелись вместе.
Артур сверлит его взглядом, но в этот раз Альфред терпит.
Он сплёвывает в раковину и полощет рот. Вытирает губы тыльной стороной ладони.
— Мы тоже так думали. Что, даже несмотря на ссоры, мы сможем быть вместе, — он замирает, поглощённый воспоминаниями. — Но не смогли, — наконец произносит он, — не получилось.
Артур закрывает дверь ванной, и Альфред уходит в свою комнату. «Не получилось» начинает казаться самым жалким в мире оправданием.
xvi.
— Ты что, совсем не будешь по нему скучать? — снова гнёт свою линию Альфред. На часах — полпервого ночи, Артур черкает что-то в блокноте, глаза его прикрыты.
— Может быть, по его макарунам, — сдаётся Артур, и его сонный смех подсказывает Альфреду, что он имеет в виду на самом деле.
xvii.
Сессия лавиной обрушивается на них. Альфред обнаруживает себя погребенным под лабораторными работами и экзаменами, и у него нет времени волноваться о том, что же происходит с Франсисом и Артуром, и о том, почему он чувствует себя не в своей тарелке, когда Мэттью рядом.
Никому из них она не приносит ничего хорошего. Напряжение оказывается слишком сильным: они ругаются по каждому пустяку почти беспрерывно и потому ненадолго оставляют друг друга в одиночестве. В ближайшие две недели они с головой уходят в работу: Артур как сумасшедший строчит на своём ноуте, а вокруг него разбросаны книги; Франсис наконец-то делает выбор между акрилом и акварелью в пользу последнего и строит вокруг своего мольберта баррикаду из газет и книг по истории искусства, укрываясь от пытливых взглядов. Мэттью работает попеременно над практикой и заданием по социологии, а Альфред решает задачи по физике, допечатывая итоговый отчёт по микробиологии.
Франсис готовит две запеканки и оставляет их в холодильнике: они в любой момент могут разогреть себе порцию, он же не может позволить им жить две недели на одних макаронах. По утрам Мэттью, если успевает, готовит блинчики и оставляет их и кувшинчик с кленовым сиропом на столе. К полудню тарелка всегда пустеет.
И когда череда экзаменов и курсовых наконец оказывается позади, они, измождённые, но свободные, проводят вечер четверга у Артура и Альфреда.
— Защита в эту субботу, — бормочет Франсис, небрежно приложив руку ко лбу. — Кто-нибудь придёт?
Мэттью и Альфред кивают, и в тот же момент Артур произносит:
— Нет, в воскресенье утром у меня самолёт. Я же тебе говорил.
Франсис хитро улыбается.
— Получается, это наша последняя ночь вместе?
Артур закатывает глаза.
Чтобы побороть тоскливый настрой, Альфред поспешно говорит:
— А давайте устроим ночёвку! Комнат всем хватит. Спать можем на диване, в мешках, кажется, у нас и матрас был…
— Последние недели я провёл, сгорбившись за столом. Я хочу поспать в нормальной… — возражает Артур, но Мэттью и Альфред смотрят на него так умоляюще, что в конце концов он сдаётся.
Этой ночью Франсис, Артур, Альфред и Мэтт засыпают в гостиной: в спальных мешках, на матрасах и в ворохе одеял.
Утром Альфред обнаруживает, что его голова лежит на плече Мэттью. Футболка Мэттью съехала, обнажив ключицы. Смущённый увиденным, Альфред быстро отворачивается.
Франсис и Артур ещё спят, устроившись на приличном расстоянии друг от друга: можно дотянуться рукой, но они этого не делают. При взгляде на них Альфреду становится грустно, и он снова отворачивается, решая принять душ первым.
К тому времени, как он выходит из душа, Артур уже суетится на кухне, делая чай. Альфред садится, чтобы понаблюдать за ним.
— Во сколько самолёт? — спрашивает он.
— В одиннадцать тридцать, — отвечает Артур, рассеянно помешивая чай. — Надо выехать через час.
— Тебя подвезти? — вдруг спрашивает Альфред. — Франсис бы мог.
— Нет, меня подвезёт Кику. Он вылетает примерно в то же время.
— Ох, — только расстроено и говорит Альфред.
Без пяти девять в дверь тихо и вежливо постучали. Конечно же, это Кику, и Артур относит чемоданы к двери, перепроверяет, всё ли на месте. Мэттью настаивает, чтобы он съел ещё блинчик, всего один, а Альфред в квартире напротив пытается выкурить Франсиса из душа — он всегда моется вечность, а Артур уже уезжает, разве нельзя уложить волосы попозже, ради всего святого…
— Ладно, хорошего вам отдыха, — слышит он голос Артура. — Э, мне уже пора. Увидимся в январе.
— Но Франсис же… — возражает Альфред, подбегая к двери. — Ты должен и с ним попрощаться. Может, подождёшь?
— Я опоздаю на самолёт, — отвечает Артур, скривившись, и пересекает лестничную клетку, проходит мимо Альфреда к ванной, колотит в дверь и кричит: — Эй, лягушатник, я уезжаю!
Шум воды стихает, но дверь не открывается.
— Правда? Ну, хорошо. Постарайся не расклеиться без меня.
И душ снова включается.
Артур возвращается за сумками. Он в последний раз машет на прощание, а Кику вежливо улыбается и закрывает за ними дверь.
Она закрывается тихо. Альфред смотрит в окно, но Артур не оборачивается.
Франсис выходит из ванной ровно через две минуты, принося с собой аромат лаванды.
— Ой, мы разминулись? — беспечно интересуется он.
— Ты это специально, — бормочет Мэттью.
— Не глупи, — говорит Франсис, досушивая волосы полотенцем. — Зачем бы мне это делать?
Но в этот день он говорит громче и улыбается шире, чем обычно. Альфред замечает, как он заглядывает в пустую комнату Артура с нечитаемым выражением лица, но это быстро, слишком быстро проходит, словно ничего и не было.
xviii.
Франсис защищается в субботу и уходит буквально через десять минут после окончания церемонии.
Он заключает их обоих в объятия, умудрившись сбежать от Гилберта и Антонио, и на секунду замирает, оторвавшись от Альфреда, на долю секунды вытягивает шею, словно хочет кого-то найти…
Он улыбается напоследок, идёт к стоянке — Гилберт должен отвезти его в аэропорт — и уезжает.
И Альфред, угрюмый и удручённый происходящим, хмурится, потому что всё не должно было закончиться так. Просто не должно. Он точно не знает, как, но не так отчаянно, ужасно, глупо… неправильно.
интерлюдия.
Первая встреча Артура и Франсиса без труда описывается словами «вечеринка», «куча выпивки» и «пьяный перепих».
На самом деле, это не так: это была их, по крайней мере, вторая встреча.
Впервые же они встретились в аудитории в корпусе общественных наук в середине семестра — Артуру пришлось посещать занятия с другой группой, потому что он пропустил прошлую лекцию. Он сел на первое попавшееся свободное место, ничем не отличающееся от остальных.
— Извините, но это моё место.
Артур поднял на него взгляд, не впечатлившись:
— Что-то я не вижу нигде подписи.
— И правда, — сказал незнакомец, — но я сидел здесь с начала семестра, и это место мне полюбилось.
— Отвали, — сорвался Артур, и нарушитель спокойствия, очевидно, сдавшись, оставил его в покое и обманчиво беззаботно уселся прямо позади Артура.
А потом он стал шуметь так громко, как только возможно, не привлекая внимания профессора: стучал ручкой по спинке стула Артура, без конца прочищал горло, дышал громче, чем нужно было, даже ткнул Артура в шею пару раз. К концу лекции Артур был готов вырвать все до единого волосы — не свои, конечно же, а незнакомца — в бессильной ярости.
И всё могло бы остаться мимолётным знакомством на почве взаимной неприязни — о нём бы и не вспомнили.
Но вышло иначе. По причинам, непонятным даже ему самому, когда следующим вечером на вечеринке Франсис увидел хмурого первокурсника с косматыми бровями, он сел напротив, вывел из себя, втянул в разговор, и — это было неизбежно — отвёз его к себе. С утра Артур хрипло ворчал на Франсиса, пока тот готовил болтунью, а всё случившееся – секс по пьяни и удивительно не-неловкие утренние посиделки — повторялись не единожды в течение двух недель без единого намёка на что-то большее со стороны их обоих.
До того момента, как однажды ночью абсолютно трезвый, вызывающе глядящий из-под ещё более вызывающих бровей Артур не объявился на пороге, а Франсис, улыбаясь облегченно и не-совсем-влюблённо, не смог не впустить его.
Но Альфред не никак не мог знать этого, и можно сказать, что всё это для него было посторонней информацией.
xix.
Всё начинается с безобидного поста в Фейсбуке, на который Альфред даже и не обратил бы внимания, если бы просто пролистывал Хронику.
Альфред хихикает и закрывает браузер.
xx.
Поначалу жизнь без Франсиса кажется странной, но они довольно быстро привыкают. Мэттью всё равно иногда вздыхает, заглядывая в его пустую комнату (он так и не нашёл соседа, хотя, честно говоря, он и не особо искал), а Альфред, зашедший на блинчики в субботу, с тоской смотрит на угол, в котором стояло пианино Франсиса — сейчас там стоял книжный стеллаж. И только Артур не вздыхает, не выглядит одиноким и вообще будто не замечает отсутствия Франсиса.
Но Альфред забывает, что Артур всегда был таким: упрямым, глупым, беспрестанно всё отрицающим; забывает, что Артур чертовски хорошо притворяется, когда ему это нужно, и раздражающе искусно прячется за увесистыми романами и томами стихов.
Хотя, в конце концов, его маска даёт трещину.
— Ты Артура не видел? — спрашивает Альфред у Мэттью, сдерживая зевок. — Я только что разобрался с тем убийственным эссе, хочу, чтоб он его проверил.
Мэттью смотрит на него поверх учебника социологии.
— Эм, я видел его с набором для вышивания. Наверное, он в своей комнате.
Альфред морщит нос.
— Что он вышивает на этот раз?
Мэттью пожимает плечами. От необходимости отвечать его избавляет сам Артур, вошедший в гостиную с перекинутыми через руку полотенцами. На мгновение взгляд Альфреда останавливается на вышитых буквах, и он осуждающе указывает на них пальцем.
— Ты что, и в самом деле только что… ну, как бы это сказать… подписал полотенца? — интересуется он, в ужасе уставившись на «А. Д.», прочерченные на безукоризненно чистом ранее жёлтом полотенце.
— Монограмма, — подсказывает Мэттью, но его игнорируют.
— Замолчи, — огрызается Артур, бросив полотенце Альфреду прямо в лицо. Альфред стягивает полотенце с головы и лениво проводит пальцем по вышивке, всё ещё хмурясь. Ладно, думает он, это не самое худшее, что могло случиться.
Артур вручает полотенце и Мэттью тоже — «М. У.» вьётся у самого края — а затем берёт следующее, голубое, и Альфред знает, что оно — не Артура. Буквы «Ф. Б.» на ткани обжигают, как калёное железо. Они с Мэттью украдкой переглядываются, и Альфред улавливает момент, когда Артур осознает, что сделал.
— Я… — начинает он и замолкает, прожигая полотенце взглядом так, будто это оно во всем виновато.
Мэттью торопливо объясняет:
— Франсис… Он его в ванной забыл, я хотел выбросить, но у меня из головы вылетело, вот я и оставил его в кладовке. Я могу забрать…
Артур разворачивается и уносится в свою комнату. Звук захлопнувшейся двери заставляет Альфреда и Мэттью вздрогнуть.
— Могло быть и хуже, — усмехнулся Альфред. Мэттью вяло смотрит на него и возвращается к чтению.
Чуть позже тем же вечером Альфред выносит мусор. Мусорный мешок ощутимо объёмнее, чем обычно, потому Альфред заглядывает внутрь и заинтересованно ворошит содержимое. Из-под салфеток и пачек сока выглядывает голубая ткань, и Альфред не может не закатить глаза. Артур иногда ведёт себя, как истинная королева драмы.
xxi.
xxii.
Альфред никогда раньше не был на хоккейных матчах Мэттью. Не получалось из-за расписания, да и сам он о таких вещах особо не рассказывал. Но если верить слухам, которые доходили до Альфреда, их университетская команда довольно хороша, а Мэттью на льду просто зверь.
— Чёрт, как же холодно, — бубнит Альфред сквозь перестук зубов, пытаясь усесться поудобнее. Артур закатывает глаза.
— Ты не обязан был приходить, — замечает он.
Альфред прикусывает губу и сильнее кутается в пальто, заматывается в шарф, который Артур связал ему на прошлое Рождество, и прячет руки в карманы.
— Я просто… подумал, что я должен. Чтобы поддержать, так?
— Раньше ты не утруждал себя, — Альфред сидит, уставившись в одну точку на площадке, понимая, что Артур пристально рассматривает его. — В прошлом году ты не был ни на одном матче. Я-то знаю — Франсис постоянно меня на них таскал.
— Может быть, я не хотел быть на ваших свиданиях третьим лишним, — усмехается Альфред и запинается от одного только взгляда Артура. — А может, я просто захотел сходить на хоккей. Это что, преступление?
Артур долго смотрит на него, пытаясь что-то понять — что-то, до чего Альфред и сам ещё не додумался.
— Нет, — в конце концов говорит он, отворачиваясь к полю — матч начался.
А Мэттью… он восхитителен. Альфред забывает обо всём: забывает о холодном воздухе, забывает о неловком разговоре пару минут назад. Альфред умеет кататься на коньках достаточно, чтобы сделать круг по катку и не упасть, но Мэттью скользит по поверхности льда без остановок и без колебаний, напряжённый, сосредоточенный — захватывающее зрелище.
А потом Мэттью впечатывает противника в бортик прямо перед Альфредом. Глаза его угрожающе горят, а Алу внезапно становится жарко.
На секунду Мэттью поднимает глаза наверх и встречает ответный взгляд Альфреда.
Тот задерживает дыхание.
И вдруг всё обрывается: Мэттью откатывается от бортика, приковывая взгляд Альфреда к своим плечам, спине и, о да, заднице. Альфред тяжело оседает на сиденье и издаёт странный полузадушенный всхлип.
Артур фыркает:
— Держи себя в руках.
— Заткнись, — стонет Альфред в ответ.
xxiii.
После этого случая Альфред и Артур приходят к молчаливому соглашению: в присутствии Мэттью Артур не говорит о нём, а Альфред не говорит о Франсисе в принципе. Эта модель поведения удачна, и они честно соблюдают негласные правила, не желая пересекать незримую черту.
Вместо этого они переглядываются — многозначительно, выражая мысли движениями бровей. Альфред пользуется этим нечасто, приберегая до тех дней, когда Артур приходит домой с круассанами из пекарни («Они закрываются и распродают всё вполцены!» — настаивает тот, кладя бумажный пакет на кухонный стол, в то время как кончики его ушей горят), тогда как Артур, похоже, решил взять этот способ общения на вооружение. Он вздёргивает бровь каждый раз, если Альфред слишком много болтает, приходя из бакалеи с бутылочкой свежего кленового сиропа каждую вторую пятницу.
— Мог бы просто сказать ему, — однажды говорит Артур, крутя синюю ручку.
— И ты мог бы, — парирует Альфред.
Артур не отвечает.
xxiv.
xxv.
Альфред никогда не был особо романтичным. Он несколько раз влюблялся, в старшей школе ходил на свидания, но никогда не старался поспеть за всеми и прослыть Казановой. Он никогда не встречался с несколькими одновременно, но… Ничего не выходило: отношения быстро ему надоедали, и он разрывал их.
Так что же это чем-бы-это-ни-было с Мэттью? Очевидно, просто ещё одна влюблённость. Как когда он втрескался в Джонни Деппа после выхода первых Пиратов. И пока он мог что-то сделать с собой и с этими чувствами в его (Мэттью, а не Джонни) присутствии, он шёл им наперекор, потому что они с Мэттью друзья, дружбаны, они братаны.
Пока не...
Они идут в аудиторию — как они делали дюжины и сотни и сотни дюжин раз до этого. На улице холодно — февраль на дворе — но хотя бы не шёл снег. Альфред, потуже затягивая шарф, с прищуром смотрит на Мэтта, которому, кажется, совершенно комфортно в одной только тонкой водолазке.
А затем мысли переключаются с глупого недовольства на нечто более настораживающее: осознание того, что больше всего сейчас он хочет прижаться к Мэтту, запустить руку ему в задний карман, почувствовать тепло его тела и показать всему этому чёртовому миру, что Мэтт принадлежит ему, а он — Мэтту...
Альфред сжимает кулаки так сильно, что на ладонях остаются следы ногтей.
Вот теперь-то у него точно проблемы.
xxvi.
— …и мне кажется, что, наверное, я его люблю, но это же вообще круто, так, и у нас всё будет круто, в смысле, мы же лучшие друзья и всё такое, да?
— Хм, — мычит Артур, уткнувшись в сборник шекспировских сонетов.
Альфред переступает с ноги на ногу.
— И пахнет он приятно.
Артур издаёт звук отвращения.
— Тьфу. Альфред.
— Что? Ну правда же!
— Если ты любишь кого-то — отлично, только не делай этого у меня на виду, — прямо заявляет Артур, отвернувшись к книге. — И не веди себя, как влюблённая школьница. Мэттью не назовёшь целомудренником.
— Ну да, — признаёт Альфред, — но он же… В смысле, он же в колледже ни с кем не встречался. Так? Я ни с кем его не видел.
— Встречался, — Артур спокойно перелистывает страницу. — У них с Гилбертом, — он делает неопределённый жест, — было.
Настроение Альфреда резко падает.
— Что?
— Я говорю, — повторяет Артур, — что Мэттью и Гилберт…
— Я и с первого раза понял! — Альфред пересекает помещение и садится рядом с Артуром, ненароком сминая листы линованной бумаги. — Но… Стой, что? Когда это? С кем ещё он встречался?
— Как-то раз в прошлом году после нескольких литров пива, и после этого несколько раз и тогда тоже было много пива, — вяло перечисляет Артур. — И… не знаю, мне трудно за ним уследить, но у него что-то было с Иваном, кажется… А ещё был парень, который таскал ему тюльпаны. И травку.
— Я думал, тюльпаны дарил Франсис, — глухо произносит Альфред. — И… что, с Иваном тоже?..
— На почве хоккея, полагаю, — говорит Артур.
Альфред притягивает колени к груди и в упор смотрит на кофейный столик. Это было необходимо, чтобы Серьёзно Подумать. Потому что Мэттью, ну, реально симпатичный, тихий, иногда незаметный, слегка пассивно-агрессивный, чертовски круто играет в хоккей, и волосы у него просто роскошные. К тому же, у Альфреда шикарный вкус во всём, и если Мэттью ему нравится, то логично предположить, что он понравился бы многим. Так? Так.
Он почесывает ключицу. Чувствует себя странно. В основном его тошнит.
— О, да прекрати ты, — фыркает Артур, ударив его томиком Шекспира. — Твой мозг не привык столько работать. Он молит о пощаде.
— Мне нужно… не знаю, предъявить на него права или типа того? — крайне серьёзно интересуется Альфред.
На этот раз Артур соизволил отвлечься от Шекспира — на пару секунд, разумеется.
— Альфред Джонс, не вздумай ничего отчебучить. Ты меня понял?
— Что ты… — начинает Альфред, но не договаривает, потому что предмет их беседы возвращается домой с рюкзаком на плече.
— Я дома!
— Мэтт! — Альфред подскакивает с дивана и начинает виться вокруг него. — Я уже говорил тебе, какой ты в последнее время крутой?
Мэттью изумлённо смотрит на него.
— Это как-то связано с тем, что я готовлю макароны с сыром на ужин? — бросает он через плечо по пути на кухню.
Альфред торжествующе ухмыляется Артуру.
— Понял? Он готовит мне макароны с сыром.
Артур нетерпеливо отмахивается от него. Альфред отсмеивается и следует на кухню за Мэттью. Но потом он останавливается на мгновение, лишь на мгновение, чтобы напомнить Артуру, что сегодня его очередь мыть посуду. Слова застревают в горле, остановленные видом Артура, одиноко сидящего на диване в окружении книг; зачёркнутыми воспоминаниями о беззаботных прошлогодних днях, когда двое, а не он один сидели на диване, пили чай и кофе и не были так одиноки.
xxvii.
Одним тоскливым днём, оставшись дома один, Альфред качает «Предложение» и смотрит его. Для романтической комедии фильм неплох, на актёров приятно смотреть, а романтическая линия развивается между героями из Америки и Канады (что могло сыграть, а могло и не сыграть решающую роль в выборе фильма), и он решает, что день прожит не зря.
Но, когда кино заканчивается, он понимает, что пришло время хотя бы попытаться сделать домашнюю работу, сворачивается на диване с учебником физики на коленях и вчитывается в формулы и теоремы.
Через полчаса он открывает глаза с осознанием того, что каким-то образом он растянулся на весь диван, учебник по физике оказался у него на животе, а его страницы смялись. Мэттью уже дома — он сидит на полу прямо перед Альфредом.
По телевизору на минимальной громкости идёт «Отчёт Кольбера». Альфред оборачивается к Мэттью, тихо хихикающему над услышанным.
Его сердце кажется… занятым.
— Мэтт, — бормочет он хриплым со сна голосом, — Мэтт. Мэтти.
Мэттью тепло улыбается ему.
— Да?
— Если ты… — Альфред зевает, даже не пытаясь прикрыть рот, — если тебе когда-нибудь будет грозить депортация, я однозначно выйду за тебя. Ты же в курсе?
Мэттью тихо смеётся.
— Ты же помнишь, что у меня двойное гражданство?
— Я думал, это считается, — бубнит Альфред, и его глаза вновь закрываются. Очки съехали с переносицы и теперь неуклюже прижаты к носу и щекам.
Их заботливо стягивают и нежно взъерошивают волосы. Мягкая улыбка Мэттью — последнее, что видит Альфред перед тем как провалиться в сон.
xxviii.
— Артур, а ты знал, что Франция и Англия очень близко? Прямо дико близки.
Артур поднимает глаза от кружки с чаем, и его взгляд лучше всяких слов говорит о том, что он думает об американской системе среднего образования. Его недовольство усугубляется тем, что на часах пятнадцать минут восьмого утра — не самое время для естественно-научных диспутов.
Естественно, Альфред не обращает на это внимания.
— Я серьёзно! — настаивает он и указывает на экран своего ноутбука, на котором открыты Гугл-карты Европы. — Смотри, как близко! Практически соприкасаются!
Артур хмурится.
— А что там их разделяет? Ла Манш? Да это фигня. Через него же постоянно плавают туда-сюда, так? — в запале Альфред начинает запинаться. — Тебе ничто не помешает съездить к нему, особенно когда ты вернёшься в Лондон насовсем.
Артур меняется в лице, подбирается и выпрямляется, словно отгораживаясь.
— Очень жаль, — в сердцах говорит он, — что я, мать вашу, не умею плавать.
В груди Альфреда клокочет гнев, и внезапно он осознаёт, как же устал от их глупости. Артур уже уходит, буквально убегая, как он всегда поступает в последнее время.
— Бля, ну найми тогда лодку! — кричит он ему вслед.
xxix.
Альфред решает идти напролом. В конце концов, он никогда не любил ходить вокруг да около, и вот, однажды вечером в четверг он плюхается на диван рядом с Мэттью и говорит:
— Чувак, ты мне нравишься.
Мэттью ошеломлённо смотрит на него и возвращается к задаче по математике.
— Спасибо, Ал.
Альфред представлял себе то, что произойдёт после признания, совсем не так и начал паниковать. Слегка.
— Нет, в смысле, ты мне нравишься. Очень.
— Хорошо, — отвлечённо отвечает он. — Подай-ка мне карандаш. Вон он. Спасибо.
— Мэтт, я пытаюсь тебе кое-что сказать, — снова начинает Альфред.
Мэттью хмуро смотрит на исписанный числами лист.
— Где у меня ошибка? — спрашивает он, тыча ею Альфреду в лицо. Тот косится, пытаясь разобраться в написанном.
— Ты здесь минус пропустил, — объясняет он, — и дальше всё неправильно.
Мэттью распахивает глаза и вздыхает:
— Блин, — и начинает стирать вычисления. Он мельком поднимает глаза на Альфреда, легко улыбаясь. — Спасибо.
«У Мэттью самые красивые глаза», — думает Альфред.
— Да без проблем, друг.
— Ты хотел что-то мне сказать? — вдруг спрашивает Мэттью, сосредоточенно нахмурив брови в попытке разобраться с заданием во второй раз.
По какой-то причине от решимости Альфреда не осталось и следа.
— М, а, ну да, но я уже забыл, — запинаясь, произносит он, встаёт и пятится на кухню. Мэттью не замечает этого, слишком увлечённый работой. Альфред наливает себе воды из-под крана лишь бы занять руки.
Артур, жующий остатки булочки, кашляет в кулак. Звучит подозрительно похоже на «Ты жалок».
Глаза Альфреда сужаются.
— Он хотя бы всё ещё в стране.
Артур тычет в него локтем. Больно.
— Заткнись.
Альфред, как и следовало ожидать, продолжает.
— If you liked it, then you shoulda put a ring on it, — хихикает он, растопырив пальцы у Артура перед носом.
Артур швыряется булочкой ему в лицо. После этого остаётся синяк.
xxx.
В этом году Альфред начинает заниматься рисованием с профессором Варгасом, чтобы удовлетворить свою потребность в изящных искусствах. Он нравится Альфреду: довольно снисходительный и лёгкий на подъём для своего возраста и вообще отличный преподаватель, даже несмотря на странное отношение к внукам.
Сегодня Альфред с альбомом на плече бродит по корпусу факультета искусств, пытаясь найти кабинет Варгаса, чтоб узнать кое-что по поводу последнего проекта. Здание старое, стены его увешаны репродукциями известных картин, а полы скрипят, будто пытаясь поведать истории ушедших лет.
Когда он, наконец, находит мастерскую преподавателя (кабинет 429), она пуста. Нахмурившись, Альфред заходит, небрежно шлёпается на жёсткое офисное кресло и с любопытством осматривается. Как и всегда в профессорских кабинетах, здесь царит беспорядок: стол загромождён кипами бумаг, полки заставлены толстенными книгами по истории искусств, а краски, кисти и небрежные наброски валяются повсюду. Но не это — скучное, неинтересное — привлекло внимание Альфреда.
Привлёк же его внимание холст, сиротливо приставленный к стене в дальнем углу — не спрятанный, но и не выставленный напоказ. Не думая ни секунды, Альфред направляется прямиком к нему и опускается на колени, чтобы лучше рассмотреть его.
Ох.
Ох, вау.
Распахнув глаза, Альфред делает первое, что приходит на ум — выбегает вон.
xxxi.
— Зачем ты тащишь меня в корпус искусствоведов? — шипит Мэттью, пытаясь вырвать локоть из альфредовой хватки. Хватка не поддавалась. — Ал, я и сам могу идти. Ал. Пусти.
— Нет, чувак, я серьёзно, — Альфред усиливает хватку, резко останавливаясь перед кабинетом Варгаса. — Это действительно важно. Курсивом, заглавными буквами и подчёркнуто важно.
На Мэттью это впечатления не произвело.
— Дай угадаю. Ты слепил Супермена в полный рост. Целиком из бургеров.
Альфред моргает.
— Нет, но это абсолютно крышесносная мысль.
Мэттью вздыхает.
— Ал, что мы тут делаем? — спрашивает он, и Альфред вдруг замечает синяки у него под глазами и усталое выражение его лица. «Точно», — вспоминает он, — «он же ночами не спит, всё никак свою социологию не доделает». Странное чувство — почти вина — появляется в груди, заставляя поёжиться. Он отпускает Мэттью.
Он начинает запинаться.
— Ну, знаешь, как в видеоиграх, бывает, ты их просто проходишь, там, убиваешь зомби и пришельцев, и это круто, но вдруг ты находишь супер крутой артефакт, который даёт тебе плюс миллион к здоровью, новый уровень и всё такое?
На губах Мэттью появляется слабая улыбка.
— Да?
— В общем, тут почти так же, только ещё лучше, — уверяет его Альфред и заходит в кабинет. Там всё ещё никого (Варгас вообще им пользуется?), холст всё ещё в углу, на том же месте, нетронутый. Мэттью следует, явно сильно сомневаясь, и постоянно оглядывается на дверь.
— Смотри, — подталкивает его Альфред, и Мэттью смотрит.
— Ох, — только и произносит он, опускаясь на колени и проводя по бледной акварели (рукой, взглядом?). — Ох, Франсис.
Потому что это она — итоговая работа Франсиса, завершённая, спрятанная в тёмном кабинете в корпусе факультета искусств. Честно говоря, эта работа — странная: едва различимая акварель разбрызгана по холсту, брызги перетекают друг в друга, но, несомненно, глубоко личная. Не в сексуальном плане, а почти в любом из возможных. Кровать, смятая простынь, что оплетает стопу, натягивается на голени и обтягивает острые колени, книга, зажатая в длинных пальцах, худые плечи, пристроенные в изголовье, живые зелёные глаза за тёмными роговыми очками. Это человек, живущий здесь, человек, который знает эту постель, а это самое розовое постельное бельё Альфред видел лишь однажды, и оно определённо не принадлежало Артуру.
— Что вы здесь делаете? — Альфред виновато разворачивается и видит в дверном проёме профессора Варгаса, хмуро, но заинтересованно наблюдающего за ними. Альфред прячет руки за спину, украдкой достаёт из кармана телефон и отдаёт его Мэттью, когда подходит к профессору.
— А мы вас искали. Надеялись, что вы подскажете, что у меня тут не так, — скороговоркой выдаёт он, раскрывая альбом на первой попавшейся странице и пододвигая его профессору под нос. Мэттью возникает рядом и засовывает телефон обратно в задний карман альфредовых джинсов. Тот вздрагивает.
— Немного не хватает тени, — говорит Варгас, зайдя в офис и приглашая Альфреда. Мэттью не упускает возможности улизнуть незамеченным, и Альфред слушает профессора вполуха, пытаясь понять, что же именно он нашёл в захламлённом кабинете.
xxxii.
Идёт дождь, поёт Фрэнк Синатра.
Поёт он, если быть точным, «Fly Me to the Moon», когда насквозь мокрый и жутко недовольный Мэттью заходит домой. Альфред оборачивается на звук входной двери, чувствуя, как при одном взгляде на Мэтта в груди разливается тепло.
— Эй, что такое? — спрашивает он, отрываясь от своего крайне непродуктивного занятия физикой. Мэттью стонет на грани слышимости и падает на диван, вытягивая ноги, удобно устраивая их на коленях Альфреда. Альфред со смехом сбрасывает их с себя, разворачиваясь к нему.
— Мэтт?
— Я хочу сдохнуть, — стонет он.
— Ну, не говори так, — Ал тянется к лицу Мэттью и поправляет съехавшие очки. Мэттью моргает.
— Сегодняшний день был отстойным, — объявляет он. — Я точно завалил экзамен. Я это знаю. А ещё я попал под этот сраный дождь, и… — он смотрит на Альфреда грустными, широко распахнутыми глазами. — Я просто хочу пути́н.
— Бедняжка, — поддразнивает его Альфред. — Но знаешь что? Когда я расстроен, я включаю Акуна Матата и начинаю петь и плясать у себя в комнате. Мне всегда помогает.
— Знаю. Нам всё слышно, — Мэттью закатывает глаза.
— Ну давай. Ты же хочешь, — губы Альфреда растягиваются в озорной усмешке. Он включает музыку.
Мэттью стонет.
— Ал, нет.
— Акуна Матата, — Альфред начинает петь, точно попадая в ритм, и тянет Мэттью за локоть, пытаясь поставить того на ноги. — Смысл фразы так прост!
— Ал, — начинает было Мэттью, но всё равно позволяет утянуть себя из комнаты. Ал смотрит на него щенячьим взглядом, надувшись, пока Мэтт в конце концов не сдаётся. Улыбнувшись, он послушно декламирует: — Веселись в полный рост! Забудь заботы и держи трубой хвост!
— Вот и весь секрет, живи сто лет! — поют они уже вдвоём, неловко кружась по комнате. К концу песни лицо Мэттью заливается краской, глаза горят, а волосы взъерошены, и непослушная прядка всё лезет в глаза. Альфред хочет заправить её за ухо, взять лицо Мэттью в ладони и поцеловать.
Так он и поступает.
xxxiii.
Альфред помнит, как Мэттью впервые приготовил ему блинчики. Шла вторая неделя семестра, и дождливое утро понедельника было тоскливым, туманным и крайне неприятным.
Он всё ещё помнит, как запах блинчиков — приятный, манящий — витал в воздухе, как Франсис изящно сидел за столом, вытянув длинные ноги, ожидая, пока Мэттью закончит с готовкой, и как усталый, напоминающий зомби Артур ввалился в комнату, невидяще уставившись на растущую стопку блинчиков.
Он помнит, как впервые попробовал кусочек теплого, мягкого блинчика, политого кленовым сиропом. Помнит, как обернулся к Мэттью и произнёс:
— Где тебя носило всю мою жизнь?
А Мэттью, не растерявшись, обезоруживающе улыбнулся:
— Я был в чулане под лестницей, — отвечает он, срывая с губ Альфреда громкий искренний смех.
Оглядываясь назад, он понимает, что, наверное, тогда-то всё и началось. У него всегда была слабость к хорошей еде и отсылкам к популярной культуре.
Продолжение в комментариях